Сколько наша Нолу ни держалась, только случилась и с ней истерика. Смерти тогда, на плоту, не побоялась, а тут расклеил нам девушку приблатнённый столичный гадёныш!
Мы наперебой принялись утешать Рыбу, гладить по голове и обнимать. Хотя с Князем я всё ещё не разговариваю.
— Стоп, — говорю. — Что-то тут не вытанцовывается. Ты, Нолу, права — режим закрытой зоны никто не отменял. У Гэри Очану, как и у всей поездной команды, допуск первого уровня, всё равно что на военный завод. Родня до пятого колена и всё прочее… Если бандиты своему человеку такой купили…
— …то ничего не поделаешь, — сказал Князь. — Значит, кто-то очень влиятельный в этом заинтересован. Покруче бандитов. Дикие деньги наши грибки в столице приносят…
Как бы мне ему возразить, чтобы всё-таки не разговаривать?
— Нолу, — говорю. — Если бы именно так было, то и прикатила бы сюда целая команда с подводным снаряжением и упаковочным оборудованием. Это просто авантюра какая-то. Надо штаб-майору сообщить. Всё равно он ничем не рискует — дальше Горного края не пошлют… А допуски — как раз его забота…
— Настоящим верноподданейше сообщаю вашей бдительности… — ядовитейшим образом сказал Князь.
— Нет, Нолу, — говорю. — Это не донос. В Горном краю спокон веку любой пацан, увидевший чужака, со всех ног в Стражу бежал. И никто это не считал позором, кроме отдельных аристократических выродков…
— Вроде Верблибена, — добавил Князь.
— Твоего джаканного Верблибена, — говорю, — всего лишь на гауптвахту запятили, когда он сына горского вождя отпустил. А при Старом Еноте посадили бы предателя на кол со всеми его джаканными сонетами и триолетами! Декламируй на здоровье!
Массаракш! Всё-таки я с ним разговариваю! Вынудил, изверг!
Но как вовремя я про господина Рашку вспомнил!
— Ребята, — говорю. — Мы уже давно нашему дозеру должны накатать три заявы на капрала Паликара. Совсем это у меня из башки вылетело. Только чтобы написано было по-разному, а не под копирку! Самое время заняться! Не расходиться!
Сбегал в библиотеку, принёс бумагу и три пожелтевших конверта с эмблемой санатория.
Нут, тут уж наш поэт постарался, чтобы не под копирку.
В моей жалобе капрал «струдом нашол и памачился», у Князя — «осквернил священный берег древнего озера», а целомудренная Рыба вовсе этого факта не заметила… Разнообразие, джакч!
И как-то отвлёкся я от мрачных мыслей. И даже повеселел.
— Князь, — говорю. — Давай я тебя прощу. Но сперва позволь на тебе один приёмчик опробовать, а то надоело мне бросать через себя это сырое чучело…
— Да запросто, — говорит Князь, тоже повеселевший. И выходит на гравийную дорожку.
— Нападай, — говорю.
— Я тебе нападу! — закричала Рыба. — Я вам обоим сейчас так нападу! Нам с доком ещё одного больного не хватало! Отставить! Дети малые! Тебе, Сыночек, не то что Акт Чести — тебя из песочницы до срока выпустили! Пошли-ка лучше на кухню — поможешь…
Вообще-то сегодня штрафником себя чувствует Динуат Лобату. Но, значит, понадобился я Рыбе зачем-то…
Пришли мы на кухню. Нолу для виду погремела посудой в баке и говорит:
— Господин Айго тебя по-своему подготовил, а я хочу по-своему. Чтобы наверняка. Этот самый Тюнрике мне никто, а ты моя единственная родня после бабушки. Хоть и не стоило бы тебе, негодяю, это говорить. Слушай. Кто такая Лерта Чемби, ты знаешь…
— Как не знать, — сказал я. — Неразлучница вечная. Лайта и Лерта — подружки-хохотушки… В женской школе два цветочка — голубой да аленький…
— Ну да, — сказала Рыба. — Лучшая подруга барышни Лайты. И заметь, Чаки: глупая красавица обычно выбирает в товарки дурнушку вроде меня — для контраста. А умная — такую, чтобы лишь самую малость похуже была. Но на эту самую малость вы, дурачки, и западаете…
— Не понял, — сказал я, потому что и вправду не понял.
— Проехали, — сказала Рыба. — Это я так, между делом. Но вот тебе и дело. Гай Тюнрике имеет виды на Лайту Лобату, так?
— Ну, — сказал я.
— А вот Лерта Чемби имеет виды на самого Гая Тюнрике. И не только виды. Она его очень даже активно обрабатывает.
— А я-то тут причём?
— А вот причём, — торжествующим голосом произнесла Рыба. — Если вдруг почувствуешь, что он тебя одолевает, скажи ему примерно так… Или нет — скажи сразу при встрече. Чтобы ему как дубиной по почкам, болевой шок…
— Что сказать-то?
— Скажи: вот ты из-за Лайты на Акт Чести решился, а того не знаешь, что Лерта твоя в положении! Или лучше как вы говорите — залетела!
— А она залетела? — удивился я.
— Не твоё дело! Твоё дело — сказать!
— И что будет?
— Вот идиот! — воскликнула Рыба. — Да то и будет, что он растеряется. Руки опустятся, ноги подогнутся. Тут ты и дай ему изо всех сил кулаком по башке, чтобы сознание потерял. Мозги я ему потом вправлю деревенским способом, а победа будет твоя…
О Рыба, Рыба! Наш великий стратег и непобедимый тактик!
— Не знаю, — сказал я. — Может, честнее будет этот ужасный манок применить?
Уже стало смеркаться, когда я взгромоздился на велосипед и покатил навстречу всяким неприятностям, поскольку ничего иного не ждал. Тут и сон дурацкий, и новости от Рыбы, и полная в себе неуверенность…
— Давай я тебя подстрахую, — предложил Князь. — Возьму скорчер и покачу параллельно по лесу…
— Ну да, — сказал я. — Только треск пойдёт. Да и не такой уж грозный этот Грузовик, чтобы на него со скорчером ходить…
— А что? — сказал Князь. — Разнесу я его из кустов на мелкие частицы, как тот валун, а люди подумают, что он испугался и сбежал от поединка…