А почему Ники рассказал мне, случайному знакомому, о том, о чём обещал молчать ротмистру? Да потому что он прочитал про «маленького смельчака из Горного края» в газете «Песня отчича» и знает, что я даже под пыткой не выдаю государственных тайн…
Массаракш! Так меня в процессе подвига ещё и пытали! Ай да господин Рашку!
…А вот с компенсацией у Ники Шораха не получилось. Оказывается, к медали никаких денег не полагается. И теперь хоть домой не возвращайся: грузовик арендованный, груз чужой…
Ну я и не выдержал. Оставил себе немного на прожитьё, остальные деньги сунул ему в карман. Это ерунда, говорю, у моего папаши соляная шахта. Даже две. Так в газете же сказано — из династии солекопов, усомнился он. В газете и про тебя не всю правду написали, сказал я.
А Рыбе навру, что сдуру зашёл в игорный дом. Поворчит и перестанет…
Но не пришлось мне врать, а Рыбе — ворчать.
Она, как обычно, приехала на станцию с товаром. Я уже стоял в тамбуре и бил копытом от нетерпения — поезд мне надоел ещё больше, чем столица.
Нолу сделала мне рукой знак — мол, подожди. Я бы и так подождал: надо же узнать все новости про этого… Поля…
Только не понравилась мне в это утро наша Рыба. Оделась как-то серенько, неброско — совсем на неё непохоже. А главное — лицо. Осунулась, губы сжаты в ниточку…
Да к тому же снова мне чужой сон приснился под стук колёс… Совсем нехороший. Просто кошмар. Долго я не мог заснуть, даже затычки в уши задвинул, которые пассажирам выдают.
Кошмарилось мне, будто никуда я не уехал из столицы и вряд ли теперь уеду, потому что дерусь с каким-то здоровенным лысым дядькой. Из-за чего дерусь? А неподалёку наши столкнувшиеся автомобили дымятся. Дорогущие, но оба всмятку. Нам бы с ним Творца возблагодарить, что живые остались, а мы дерёмся. Видимо, выясняем, кто прав и кому платить, пока полиция не подъехала. Люто махаемся, и ясно понимаю я, что непременно этого типа нужно убить. И вдруг он разбитыми губами зашевелил и сказал какие-то слова на незнакомом языке. Ну, тут руки у меня и опустились — вроде как заколдовал меня этот гад… Часто так во сне бывает, что не можешь двинуть ни рукой, ни ногой…
Ясен день, это не к добру.
Рыба подошла ко мне, еле ноги волоча. Обхватила за шею, лицом прижалась к груди и заплакала.
Чтобы Рыбу до слёз довести, очень надо постараться.
— Что случилось? — сказал я. — Отец? Князь? Дядя Ори? Паук?
Она отстранилась.
— Да нет, — сказала она. — С ними всё в порядке. С дядей Ори так в большом порядке. Он… Этот упырь… Он Поля… Опять…
Ничего не соображаю.
— Кто? Кого?
— Доктор Мор, — сказала она с такой ненавистью, что даже мне стало страшно. — Он Поля снова в растение превратил. А Поль уже всё-всё понимал по-нашему…
— Зачем? — и тут мне стало по-настоящему жутко.
— Доктор боялся, что Поль возьмёт и уйдёт. А этот гад ещё свои исследования не закончил. Нашему упырю его кровь нужна, свежая кровь… Дойную корову нашёл!
— Он его что — на дури какой-нибудь держит? — сказал я.
— Хуже, — сказала Рыба и опять заплакала. — Оказывается, ментоскоп может стирать информацию не только с ленты, но и с носителя… Его в спецслужбах для этого используют… И Поль теперь как младенец… Я его уничтожу, джакчееда волосатого! Он у меня вернётся в науку с триумфом! На карачках!
— Успокойся, Нолушка, — сказал я. — Может, ещё не всё… А куда Князь смотрел?
— Князь смотрел картинки из красивой жизни, — сказала Рыба. — А я, дурища, господину Моорсу в рот смотрела… Для меня же доктор был как сам Творец! Как он мог…
— Так Мор же джакнутый, — сказал я. — Упёрся в свою идею, как демон рогом. Был бы выродок, подумал бы сто раз…
— Мне от этого не легче, — сказала Рыба. — Дура я, дура. Знала бы, увела Поля в лес, там у нас с бабкой землянка…
— Ты в него влюбилась, что ли? — ляпнул я.
— Да и ты дурак, Чаки, — вздохнула Рыба. — Это другое. Я себя рядом с ним, с Полем, такой чувствовала… Такой… Ты не поймёшь. Вот Князь бы понял, они подолгу разговаривали… У тебя платок есть, Сыночек?
Я похлопал себя по карманам — нашла у кого спрашивать!
— Всё верно, — сказала Рыба. — Сопли есть — платочка нету, есть платочек — нет соплей… Теперь к делу. Вот тебе ключ от «магистра». Съездишь домой, отметишься — и в «Горное озеро». Меня не будет какое-то время. Бабушка помирает, я обязательно при ней должна быть. А для Поля я наняла сиделку. Зовут её Тана…
— А, сестра Птицелова, — сказал я.
— Ну да, — кивнула Рыба. — Пусть уж наши секреты в одной семье будут. Они ребята серьёзные, неболтливые… Да не пугайте мне девчонку своими розыгрышами! Птицын отнырялся удачно, я ему премию выписала… Иди, Сыночек, не смотри на меня, я нынче не в форме…
Можно подумать, что я в форме после таких известий. Да я даже с ходу не мог попасть ключом в замок зажигания!
Вот так. Охотник Поль очнулся, встал — и прошёл мимо меня. Никогда мне теперь не узнать, что это был за человек, зачем он шатался по разным Саракшам, чего искал… Никогда не услышать, как звучит его речь. Что же натворил сумасшедший профессор? И как мне теперь с ним разговаривать? И что делает нынче Князь, как он-то такую беду пережил?
Ясно понимал я, что случилась непоправимая беда. Что доктор Мор Моорс совершил великое преступление. И ничего не будет по-прежнему…
Мотор «магистра» негромко закряхтел, и я поехал.
Оказалось, возле дома меня ждали.
Страшная растрёпанная баба с красными глазами и в каком-то немыслимом тряпье кинулась ко мне.